КОНЕЦ

Ты чувствуешь это заранее.

Это уже случалось раньше. В глубине сердца ты чувствуешь, что ЭТО преследовало тебя от галактики к галактике как ощущение страха, от которого никак не избавиться. Оно жаждет уничтожения. Оно уничтожит тебя. Оно уничтожит всех нас.

Сперва удушающее чувство, затем боль. Боль не в какой-то части тебя, но во всем тебе и вне тебя. Ты хочешь бежать, но равные силы тянут тебя во все стороны одновременно, и потому ты сохраняешь полную неподвижность.

На этот раз спасения нет. Ты теряешь все, чем ты был. Воздух наполняется истекающим из тебя серебром, словно воздух – это вода, и ты смотришь, как серебро крови вытекает из твоего тела. Пуст. Пуст. Пуст.

Я – Глашатай, видящий конец света.

Меня захлестывают потоки ярких застывших образов, временами настолько стремительные и безостановочные, что я не вижу и не слышу больше ничего. Странник безостановочно вещает: он показывает мне объемные, неотличимые от реальности кошмары, объясняя все и одновременно ничего. Я – это я и не я.

И я || опутан черной паутиной, застыл во всеподавляющем молчании космоса || не знаю ответов.

Конец приходит неспешно. Он растягивается на недели и месяцы: катаклизмы, природные и противоестественные, превращают в руины поселения людей на всех планетах || которые я создал, которым я придал форму – моя работа, превращенная в ничто ||. Землетрясения. Цунами. Вспышки на солнце. Циклоны, карстовые воронки, взрывающиеся озера, лесные пожары. Неведомые, неизлечимые болезни в считанные часы стирают народы. Воды чернеют от неизвестных ядов || вливающихся мне в горло ||. Земля разверзается и проглатывает целые города || и меня тошнит, тошнит, тошнит ||.

Все это уже было раньше. В своих снах я смотрел, как рушатся города, чужие города, под натиском ветров такой силы, что сметают все с поверхности целой планеты || и в этом нет моей вины ||.

Но в этот раз все иначе. Странник нас не покинул. Прибыло что-то новое || что я почти позабыл или хотел бы позабыть, эта ложная сестра ||.

Я || не хочу покидать вас || вижу на искаженных помехами записях, как люди пытаются бежать с других планет. «Исходы» горят, || как сгорю я || унося с собой тысячи и тысячи душ на борту. Мы собираем тех, кто выжил – испуганных, жмущихся друг к другу || загнанных в ловушку, обреченных || – в лагерях, надеясь неведомо на что.

Я пытаюсь помочь им, но мои мысли || бежать || все больше и больше рассеиваются. Я не могу || бежать || отличить свой собственный разум || бежать || от разума || бежать, бежать, БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ || Странника.

И внезапно – тишина.

И это уже невозможно вынести.

ПРОБУЖДЕНИЕ

Я – первый Глашатай, который увидел призрака.

Мы рассказываем, что после Коллапса Странник рассек себя на тысячи крошечных кусочков и послал их в мир.

Эти кусочки притягивает ко мне и к другим, подобным мне, как мотыльков к огню. Увидев их впервые, я решил, что это разведывательные беспилотники, но вблизи оказалось, что они ничуть не похожи на наши старые аппараты. Они двигались, словно живые. Крутили оболочками, словно взъерошивали перья. Мигали огоньками, словно глазами.

«Мы называемся призраками», – сказал мне как-то один из них, зависнув над моим плечом, пока я разводил костер.

«Почему?» – спросил я, аккуратно, как бы между делом. Они все разные, эти призраки. Многие похожи на детей, полны любопытства и дружелюбия. Некоторые уже с рождения пресыщены жизнью.

Призрак покрутил серебряными лепестками, подумал: «Наверное, потому что мы ищем».

Хороший ответ. Я тоже ищу.

Я позволяю малышам-призракам следовать за мной по пятам. Мы разговариваем о том, каким был Странник до Коллапса. Им нравится слушать, мне нравится вспоминать. По-моему, где-то в глубине они тоже это помнят. Помнят время, когда были единым целым. И все равно они спрашивают меня о том, что рассказал мне Странник, и я пересказываю им все те сны, что еще могу вспомнить. Со времен Коллапса я больше не вижу снов, и, вспоминая о них, я почти что – почти что, почти – вижу их вновь.

Сегодня, когда наступили сумерки, один из застенчивых и тихих призраков, что молчаливо составляют мне компанию, спросил, не соглашусь ли я сходить вместе с ним в долину. Мне следовало бы отказаться, но он просил с такой надеждой в голосе. А я чересчур любопытен.

Мы идем несколько часов. Земля здесь начинает восстанавливаться – не только от Коллапса, а вообще от всего, что было до него. В нашем поселении не хватает еды и материалов, а природа продолжает наступление – и теперь она не знает жалости. Слишком долго ее морили голодом, обманывали, нарушали естественный порядок вещей. Теперь мы пожинаем последствия. Волки крадут наш скот. Замученные паразитами медведи бродят по ночам по лагерю, скребутся в двери. Земля так долго впитывала в себя яд, что отказывается давать плоды.

Мы по мере сил ограждаем себя от этого вновь оживающего мира и редко выходим наружу ночью. Но меня влечет любопытство, которому я не в силах противостоять.

Призрак приводит меня к сараю с прогнувшейся крышей. Он просит меня подождать где-нибудь, где меня будет не видно. «Мне кажется, ты ее напугаешь», – объясняет он. Я не вполне понимаю, что призрак имеет в виду.

Я сажусь на корточки и смотрю, как светящийся кусочек Странника зависает над давно истлевшим трупом кого-то, по кому уже почти и не скажешь, что некогда это был живой человек. Призрак неуверенно поднимается над телом, затем принимается водить по нему бледным лучом. Я вижу, как на старых костях нарастает мясо и лохмотья одежды сшиваются обратно. Человек – женщина – делает судорожный вдох и садится.

Я не могу поверить своим глазам.

Призрак зависает рядом со своей новой спутницей и нашептывает ей что-то ободряющее. Я не могу разобрать слов. Я поражен, меня охватывает чувство зависти, затем стыда.

ТОСКА

Я – первый Глашатай, кто попал в плен.

Поразительнее всего не то, что я попала в плен, а то, что меня поймал дрег.

Когда меня связали и оттащили в сырую пещеру за много миль от нашего поселения, там были только трое дрегов. Я глядела по сторонам, высматривая келла или жреца – кого-нибудь главного – но больше там никого не было. Не было ни «щук», ни баков с эфиром, ни знамен, ни прислужников. Я сидела на камне и смотрела на своих тюремщиков скорее с недоумением, чем испуганно.

Мысль, что меня взял в плен кто-то настолько маленький и неопытный в то время, как мы уже столько лет умудрялись отбивать атаки их капитанов, была немного унизительна.

Дрег, что схватил меня, настраивал что-то в своей маске. Второй его спутник молча наблюдал, третья нерешительно тыкала в мою сторону электрокопьем. Похоже, они не знали, что делать. Нервничали. Вероятно, им не дозволяли никого брать в плен.

Я терпеливо ожидала, пока дрег нацепит маску.

«Ты», – донесся сквозь треск помех искаженный голос. Я была в шоке. Им удалось соорудить переводчик. «Ты – голос Великой Машины».

С самого начала прибытия падших на Землю мы предпринимали попытки вести с ними переговоры. Эти попытки никогда не кончались успехом, но мы их все равно предпринимали. Поэтому мне было известно, что некоторые из Восставших знают их язык, а некоторые из высокопоставленных падших – наш. Но дреги... Это тоже было поразительно.

К тому же... «Голос Великой Машины»...

Хм...

«Я была им», – осторожно ответила я. Дрег сощурил все четыре своих глаза, дожидаясь, пока устройство переведет мои слова. Если он и понял разницу между «есть» и «была», то никак этого не показал. Он лишь кивнул.

«Ты расскажешь нам слова Великой Машины».

Это даже не было похоже на приказ. Любопытно: будь у него более совершенный переводчик, не прибавил бы тот еще и «пожалуйста»?

Я ничего не ответила. Если бы я открыла им то, что я не могла, чего не знала, скорее всего, они бы меня убили.

Двое других дрегов подошли к своему товарищу, с нетерпением глядя на него. Время он времени они бросали взгляды и на меня. Та, что была с копьем, ослабила хватку, и кончик его теперь смотрел в землю. У падших все же на удивление выразительные лица. Я читала на них не агрессию или ненависть, но тревожное ожидание.

Дрег в маске снова кивнул, ничуть не смущенный моим молчанием. Когда он заговорил со мною снова, в его голосе, даже через маску, слышалась надежда: «Почему Великая Машина покинула нас?»

Я глядела на него, не в силах сказать ни слова.

От моего страха, даже если я его и испытывала, не осталось ни следа. Вместо этого меня охватило ощущение горя, отчасти позабытого в хаосе борьбы за выживание, – и глубокого и прочного родства с долго преследовавшим нас врагом.

Наконец я ответила, очень тихо:

«Я не знаю».

Двое других дрегов уставились на своего друга. Его лицо выражало смятение, затем разочарование. И гнев, да, но превыше всего – нечто иное. Такую знакомую печаль.

Мы долго сидели, не говоря ни слова.

ПЕСНЬ

Я – первый Глашатай, который не видит снов.

По крайней мере, так думаю я. В первые дни после Коллапса выживших Глашатаев разметало по свету. Вместе с группами беженцев они ушли куда глаза глядят по изувеченной пустоши, в которую превратилась Земля. Если не считать моего учителя, за всю свою жизнь я не встречала ни одного другого Глашатая. Кто знает – может, все остальные уже умерли.

Во времена до Коллапса Глашатаев выбирали за способность слышать Странника через четкие, осознанные сны. Теперь этого уже нет, но есть иные признаки. За нами следуют призраки. Те сны, что к нам все-таки приходят, выглядят как ослепляющий белый свет. У нас часто болит голова.

Мой наставник не мог научить меня толковать сны, поэтому он учил меня на гипотетических примерах. Я должна была представить, какими могут быть эти сны. Я должна была строить гипотезы, почему Странник может вновь обратиться к нам, и когда это произойдет. Как и все Глашатаи, я заучила четыре догмата: Странник благ. Странник мыслит. Странник спасет нас. Странник покинет нас.

Временами я беспокоюсь, не покинул ли он нас уже.

Мой наставник умер от морового поветрия два года назад, и я старалась заменить его. Но он был живым свидетелем времен, когда Странник еще бодрствовал, а у меня есть лишь чужие, небезупречно воспринятые воспоминания. Я не могу дать ответов. Я не могу заставить Странника заговорить.

Ну или, по крайней мере, не могла.

Много недель я втайне трудилась над одним проектом, собирая металлолом и древние, разбитые детали, оставшиеся с прежних дней. Я составляла их вместе, возилась с мешаниной странных малопонятных технологий, пыталась настроить их под свои нужды.

Давным-давно, еще до Коллапса, астрофизики записывали звуки, издаваемые другими планетами нашей Солнечной системы, и превращали их в музыку. Они перевели волны плазмы и радиоизлучение в странную гармонию гула, рева, свиста и шипения. Странник тоже издает звуки. Глашатаи долгие годы прислушивались к его музыке – в форме снов.

Бережно и с любовью я собираю себе маску. Усилитель.

Никто кроме меня не знает о моем изобретении. Я не хочу давать им надежду прежде времени, пусть даже сама я, завершая работу над ней, едва могу сдержать свой восторг. Она не так прекрасна, как наши древние творения. Потертая, погнутая, ржавая – как и все, чем мы теперь владеем. Но если я права, если у меня получится, то, что мы сделаем с ее помощью, будет прекрасно.

Все мои прежние попытки заканчивались неудачей. Я не переживу еще одной.

Закончив, я надеваю маску. Неошкуренные края врезаются мне в кожу, но впервые в жизни я вижу сны.

|| Я так долго взывал и не получал ответа, что теперь говорю лишь шепотом. ||

СТРОИТЕЛЬСТВО

Ты – последняя звезда.

В своих снах ты видишь себя окруженным ярким, но мерцающим Светом. Ты взираешь на наполовину уничтоженный мир. Ты видишь в нем тысячи кусочков себя; они скитаются по миру и, словно дети, неуверенно делают первые шаги среди лабиринтов непонятных им развалин.

На мгновение ты чувствуешь все то же, что чувствуют они. Воодушевление от успехов. Боль неудач. Молчание смерти. Вздох перерождения. Ты разом чувствуешь все это.

Я – последний Глашатай.

Я – дитя двух добровольных изгнанников, и я живу в тени огромной горы. Нас около трех сотен, и мы живем здесь уже почти семь лет. Когда мы впервые пришли сюда, здесь правил полководец по имени Катал. Он предложил нам защиту, но запросил дорогую цену – мы должны были отдавать ему треть наших припасов и отослать чуть ли не половину наших людей в его армию. На деле он защищал нас больше на словах. Для других полководцев наша долина была полем боя. Они проносились по ней, словно великаны, не замечающие тех, кто гибнет под ногами. Но в отличие от великанов, они нас видели. Просто им было все равно.

Катала уже почти год как вытеснили Железные лорды, и с тех пор мы наслаждались независимостью и достатком. Наши Восставшие спасители почти не обременяли нас своим вмешательством. Наши люди сами так захотели. Железные лорды спасли нас, но если бы они захотели править нами, они оказались бы ничуть не лучше полководцев.

Теперь я сижу за столом переговоров с одной из них, леди Эфридит.

«Вы вольны поступить, как вам угодно, – говорит она. – Но если вы согласитесь, мы дадим вам вооруженный эскорт».

Вместе со мной сидят трое: мэр, наш самый опытный врач, а также самый старый из жителей нашего поселения. Жители выбрали нас, чтобы мы говорили от их имени. Над моим плечом завис, покручивая своей оболочкой и наблюдая за Эфридит, серебристый призрак. Он уже год как следует за мной – по-прежнему не нашел своего избранного. Мне нравится его общество.

|| Я отдал уже так много себя, но я готов дать больше. Я стану маяком. Я призываю своих детей домой. ||

«Такая большая группа людей, да еще и в одном месте, – говорит наша мэр. В ее голосе слышится беспокойство. Вот уже почти шестьдесят лет, как мы выбрали ее своим мэром. – Полководцы слетятся сюда первым делом».

«О полководцах не беспокойтесь», – отвечает Эфридит со спокойной уверенностью, свидетельствующей о том, что она лишь отчасти способна понять наши тревоги. «Их дни сочтены. Их образ жизни несовместим с Железным законом, так что...» – она пожимает плечами.

Я не могу разделить ее беспечность, но мне кажется, я ей доверяю. Я доверяю Железным лордам. Они не давали нам повода к обратному.

«Как будет управляться этот город?» – спрашиваю я.

Эфридит снова пожимает плечами. «Кажется, у вас такие вопросы решаются голосованием, – она постукивает пальцами по столу; ее немного тяготит наша нерешительность. – Мы просто построим его и приведем туда людей. Мы можем оборонять стены, но не станем указывать, как вам жить. Это будет совместный проект. Наше с вами сотрудничество».

Мои спутники в задумчивости обмениваются взглядами.

Эфридит наблюдает за нами. Подобно большинству Восставших, она старается выглядеть флегматичной. Беспристрастной. Но если присмотреться внимательно, она пытается нас убедить. Ей нужно, чтобы мы согласились. «Послушайте, – говорит она. – Восставшие и невосставшие слишком долго жили каждый в своем углу. Все мы люди. Это-то и пытаются донести Железные лорды. Нам нужно жить вместе». Она делает паузу: «Мы можем многому научиться друг у друга».

Спустя две недели, упаковав все, что можно унести с собой, мы отправляемся туда, где мы построим Последний безопасный город на Земле.

|| Я хочу, чтобы в моей тени росла жизнь. ||

РОСТ

Ты ждешь, что что-то произойдет.

Ты висишь в воздухе, невесомый, но на сердце у тебя тяжело. Твой голос – это голос ребенка: он негромок, его легко не услышать в толпе. Ты пытаешься кричать и быть услышанным, но лишь одна крошечная звезда в океане тысяч светил может тебя услышать. Она понимает только малую толику того, что ты ей говоришь, но она старается, и этого должно быть достаточно.

Жизнь продолжается и без твоего участия, как было и всегда. В этом проклятье твоего творения. То, что ты создал, не принадлежит тебе.

Но тут, мерцая, зажигается еще одна звезда.

Я – последний Глашатай, и я сижу за столом с членами «Авангарда», тогда как Город вокруг нас погряз в бессмысленной вражде.

«Мы построили этот Город, чтобы у нас было что-то общее», – говорит Таллула. Она нависает над столом, опираясь руками, словно сейчас перепрыгнет через него. «Сейчас же мы раздираем это общее на части».

В комнате повисает молчание. Я пытаюсь думать.

«Что говорит Странник?» – тихо спрашивает Сэйнт-14. Все смотрят на меня.

Я медленно вдыхаю через нос, медленно выдыхаю. «О фракциях? – уточняю я. – Или о том, что люди на улицах убивают друг друга? Не этого хотел Странник. Это я вам могу сказать точно».

«Это прямое следствие того, что он нас создал, – отвечает, откидываясь на спинку стула, Осирис. – Насилие. Знает ли Странник на самом деле, чего он хочет?»

Я пытаюсь скрыть свое раздражение, и радуюсь, что мое лицо закрыто маской.

Правда состоит в том, что я не могу с уверенностью сказать, чего хочет Странник, и знает ли он, чего хочет. Странник говорит со мной не словами, а сновидениями. Язык снов неразборчив. Исходящие от Странника сообщения по пути ко мне распадаются на части и складываются во что-то еще. Я, скорее, переводчик, нежели Глашатай.

Но неопределенность уже не раз губила нас, и вновь погубит, если мы не будем бдительны.

Поэтому я говорю им: «Странник всегда хотел защитить человечество – сам или руками Стражей. Мы должны исполнить эту его волю».

«При всем уважении к вам обоим, – замечает Таллула, глядя на нас с Осирисом, – речь сейчас не о Страннике. Речь о том, что происходит, когда люди собираются вместе, не имея никого, кто вел бы их за собой». Она топает ногой. Нервничает. Это на нее не похоже. «Если это продолжится, то ситуация будет ничуть не лучше Темной эпохи. Те же полководцы, просто в более тесном загоне».

«В этой ситуации нам бы помог выборный орган, – говорит Сэйнт-14. – Что-то, что позволило бы каждой стороне быть услышанной».

«У каждой стороны есть голос, но не каждому голосу следует придавать равный вес, – говорю я, качая головой. – Некоторые идеи опаснее прочих. Мы должны решить, какие из фракций смогут продолжать существование, и дать им официальный канал, чтобы через него они могли высказывать свои жалобы и добиваться своих целей».

«Какие же именно из этих идей опасны, Глашатай? – спрашивает Осирис. Он пристально наблюдает за мной. – И кто будет это решать?»

«Мы собрались здесь не для того, чтобы бороться друг с другом, – вступает Сэйнт-14. – Сражений нам и так предстоит немало».

«Мы выслушаем каждую из фракций, – продолжаю я, не обращая внимания на Осириса. Любое решение лучше, чем нерешительность. – Дадим возможность выступить всем – кроме тех, что опустились до откровенного насилия».

«В таком случае нам придется избавиться, во-первых, от "Южного эшелона", – загибая пальцы, начинает перечислять Таллула. – И от этих идиотов из "Двойной звезды" тоже. "Двойной" или "тройной"? Без разницы. В общем, и против этой новой группировки тоже много кто высказывается. Какая-то там "монархия", что ли?»

«Если слухи подтвердятся, мы изгоним их предводителей, – говорю я, поднимая руку. – Оставшиеся фракции получат шанс доказать свою правоту. Для тех, кому есть что сказать относительно управления Городом, мы создадим совет».

«Это будет опасный прецедент, Глашатай, – возражает Осирис. Я уже чувствую, что он будет поднимать эту тему вновь и вновь. – Надеюсь, ты готов пройти по этому скользкому пути до конца».

Мы голосуем. Против один лишь Осирис. Затем, расследовав обстоятельства конфликта, мы создаем Согласие.

ПОИСК

Где-то там новая крошечная звезда взывает к тебе.

Ты пытаешься ответить, но она не слышит. Ей нужна помощь. Ты пытаешься помочь ей услышать, но не можешь двинуться. Твои руки и ноги раздроблены, и твое сердце бьется медленно-медленно. Неимоверная слабость охватила тебя полностью.

Тебе остается лишь ждать.

Я – последний Глашатай, но я давно ищу следующего. Я стою на балконе своего небольшого жилища с леди Эфридит, которая хочет покинуть Последний безопасный город на Земле.

«Полагаю, мне тебя не переубедить».

Эфридит разглядывает Город, скрестив руки на груди. «Нет», – отвечает она.

«И тебе не нужно просить для этого ни у кого разрешения».

Эфридит усмехается. «Нет», – она перегибается через перила балкона, смотрит вниз. Стражи не боятся высоты. Наверно, если бы ей этого захотелось, она спокойно свесилась бы с этих перил, цепляясь одними только стопами ног. «Но я думала о том, о чем ты тогда говорил, – она оборачивается ко мне, но ничего не выражающая маска вновь приходит мне на помощь, скрывая мои чувства. – О поиске следующего Глашатая».

Вот как.

Я много десятилетий жду, что кто-нибудь придет ко мне с вестями о том, что их ребенок страдает от странных, ослепительно ярких снов и головных болей. Что я встречу в Башне Стража, за которым летит кучка одиноких призраков. Я говорил по дальней связи с сотнями людей в отдаленных поселениях. Я советовался со Странником. Я днями напролет ходил среди толп горожан и Стражей у ворот Города. И все же я так и не нашел никого, кому я мог бы передать свою маску.

Прежде чем Сэйнт-14 отбыл на Меркурий, я думал, что он бы мог занять мое место. Что я смогу обучить его. Обычно это делается иначе, но у него такое доброе сердце. У него правильный настрой. Временами мне кажется, что он справился бы с этой ролью лучше, чем я.

Но он так и не вернулся.

Я откашливаюсь. «Да, – говорю я. – Точно. Я все еще не отыскал его. Но я знаю, что он где-то там».

«Что ж, – отвечает Эфридит, – я как раз и направляюсь "куда-то туда". Я могу поискать его для тебя».

Мне нравится ее предложение. Но я все равно жду, что он придет ко мне сам.

«Так ты поэтому хочешь покинуть Город? – задаю я свой вопрос, вместо того чтобы одобрить ее уход. – Ведь это ты убедила меня прийти сюда».

«И рада, что убедила, – отвечает она, поднимая голову. – Но нет, не поэтому. Что-то в этой жизни... не для меня. Мне кажется, для Стража есть и другие способы оставить свой след в мире, кроме как оружием».

«Я и не считаю, что ты занимаешься только этим».

Она на время умолкает, затем вновь опирается на перила. «Конечно, – говорит она. – Но все равно это у меня уже в мышечной памяти. Глашатай, я сотни лет только и делала, что наводила оружие и стреляла...» Она качает головой: «Я пока не знаю, каков он будет, но я хочу отыскать иной путь».

Какие знакомые слова. Во время прошлого такого разговора я был еще очень молод.

«Я понимаю, – говорю я, уже мягче. – Это благородная цель».

Она пожимает плечами. «И кто знает, может, я вернусь с маленьким Глашатаем».

Она не произносит этого, но невысказанное «если я вообще вернусь» все равно повисает в воздухе.

«Я буду благодарен тебе за помощь, – наконец отвечаю я. – Я не могу вечно носить эту маску».

СТРАДАНИЕ

Сейчас произойдет нечто ужасное.

Во сне ужасная, беспощадная рука протягивается к тебе. Но это не древний враг, которого ты знаешь, а нечто новое. Существо, которое надеется не уничтожить, а использовать тебя, впрочем, его устроят оба варианта.

Быть в клетке – еще хуже, чем быть парализованным молчанием. Она хуже, чем цепкие щупальца тьмы. Слишком осязаема. Слишком незнакома. Ты не за этим прибыл сюда. Ты не заслужил этого.

Одного лишь страха достаточно, чтобы тебе захотелось бежать.

Я – последний Глашатай, и в своих снах я вижу, что Странник покинет нас.

Это не должно быть чем-то неожиданным. Эта истина поколениями передавалась от Глашатая Глашатаю: Странник благ, Странник мыслит, Странник спасет нас, и Странник покинет нас. Долго, очень долго я верил, что пророчество о том, что Странник нас покинет, было истолковано неверно, и что речь шла о его молчании после Коллапса. Я перестал проповедовать людям этот последний догмат. Он лишь порождал в их душах страх.

Сны, которые всегда были редки и мимолетны, теперь приходят ко мне с большим постоянством. Они смущают и отвлекают меня, как никогда прежде. Раньше я редко видел их, когда бодрствовал, но теперь это происходит постоянно.

|| Я снова молчу. Меня нет. Я оставляю позади зияющую пустоту. ||

Мои сны показывают мне ужасное будущее: будущее без Света Странника. Я вижу, как все они гибнут – и Стражи, и обычные люди – умирают, потому что Странника больше нет с ними. Я не понимаю, почему это происходит, и не знаю, когда это произойдет. Но я знаю, что этот миг приближается.

А подробности едва ли не вторичны.

Всю свою жизнь я вел людей к Свету Странника. Я обещал людям и убеждал их, потому что верил. Я сокрушал в себе сомнения, давился ими, загонял их в самый дальний угол, потому что сомнениям лучше оставаться невысказанными.

|| Я не узнаю свой мир. Я хочу бежать. ||

В конечном счете, это просто.

Я не скажу об этом никому. Пока не пойму, что именно на нас надвигается, это знание будет представлять лишь опасность. Оно породит панику. Массовый исход из Города. Может, даже из Солнечной системы, если члены «Мертвой орбиты» добьются своего. Воцарится страх, злоба и насилие – и все из-за сна, который я не могу ни объяснить, ни подкрепить доказательствами.

Если я смогу разобраться в нем, понять, что он означает, тогда я смогу все исправить. Определенно.

Поэтому я продолжаю жить, словно ничего не произошло. Хожу на встречи Согласия. Обсуждаю с Икорой донесения Тайных людей. Принимаю сообщения и отчеты извне от наших разведчиков и советуюсь с Завалой. Люди, как всегда, приходят ко мне со своими вопросами. Они спрашивают, как им справиться с утратой, переменами и страхом – повседневными реалиями нашей жизни. Спрашивают, как справиться с сомнениями.

Скрепя сердце я обманываю их и велю верить в Странника.

||Пуст. Пуст. Пуст.||

Сны не прекращаются. Головные боли делаются сильнее. Но я так убежден, что это знание разрушит наш образ жизни, и так крепко сдерживаю его в себе, что оно отравляет меня изнутри.

Все это напрасно.

Когда раздается первый сотрясающий землю взрыв, я стою в своем жилище. Я выхожу на улицу, чтобы посмотреть, что произошло.

Я вижу, что наше небо черно от кораблей Красного Легиона, и понимаю, что совершил ужасную ошибку.